Вьюн и ящерица
Пышно разросшийся вьюн поднял ввысь свою нежно-изумрудную листву, сверкающую на Солнце. Любуясь собственной красотой, он так возгордился, что с трудом переносил соседство других растений. Особенно досаждал ему своей невозмутимостью старый, высохший ствол, стоявший рядом.
– Послушай-ка, старина! – обратился к нему однажды вьюн. – Что ты торчишь у меня под ногами? Пора бы и честь знать. Сгинь с моих глаз долой!
Старый ствол сделал вид, будто не расслышал грубияна, и промолчал, думая о своём. Тогда неугомонный вьюн обратился к терновнику, чьи густые заросли стояли вокруг сплошной стеной.
– Эй ты, как тебя, терновник! Житья, братец, не стало от твоих скверных колючек – в глазах рябит. Неужели не догадываешься, что своими ветвями застишь мне свет? Поверни их в сторону!
Но терновник, занятый своим делом, не счёл даже нужным отвечать на такие слова, пропустив их мимо ушей.
Гревшаяся на солнцепёке старая ящерица не выдержала и сказала с укоризной:
– До чего же ты глуп, вьюн-хвастун, как погляжу я на тебя! Ведь благодаря старому стволу ты растёшь прямо и тянешься вверх, цепляясь за него. Неужели тебе невдомёк, что, кабы не колючие заросли терновника, тебя, замухрышку, давно затоптали бы непрошеные гости?
Возмущённый вьюн хотел было возразить, но ящерица не дала ему рта раскрыть.
– Глаза бы мои на тебя не глядели! Чем пыжиться да вверх тянуться попусту, лучше бы у соседей набирался ума-разума.
Завещание орла
Старый орёл давно потерял счёт годам, живя в гордом одиночестве среди неприступных скал. Но силы ему стали изменять, и он почувствовал, что конец его близок. Мощным призывным клёкотом орёл созвал своих сыновей, живших на склонах соседних гор. Когда все были в сборе, он оглядел каждого и молвил:
– Все вы вскормлены, взращены мной и с малых лет приучены смело смотреть Солнцу в глаза. Я уморил голодом тех ваших братьев, кои не переносили ослепительного сиянья. Вот отчего вы по праву летаете выше всех остальных птиц. И горе тому, кто посмеет приблизиться к вашему гнезду! Всё живое трепещет перед вами. Но будьте великодушны и не чините зла слабым и беззащитным. Не забывайте старую добрую истину: бояться себя заставишь, а уважать не принудишь.
Молодые орлы с почтением внимали речам родителя.
– Дни мои сочтены, – продолжал тот. – Но в гнезде я не хочу умирать. Нет! В последний раз устремлюсь в заоблачную высь, куда смогут поднять меня крылья. Я полечу навстречу солнцу, чтобы в его лучах сжечь старые перья, и тотчас рухну в морскую пучину.
При этих словах воцарилась такая тишина, что даже горное эхо не осмелилось её нарушить.
– Но знайте! – сказал отец сыновьям напоследок. – В этот самый миг должно свершиться чудо: из воды я вновь выйду молодым и сильным, чтобы прожить новую жизнь. И вас ждёт та же участь. Таков наш орлиный жребий!
И вот, расправив крылья, старый орёл поднялся в свой последний полёт. Гордый и величавый, он сделал прощальный круг над скалой, где взрастил многочисленное потомство и прожил долгие годы. Храня глубокое молчание, его сыновья наблюдали, как орёл смело устремился навстречу Солнцу.
Богач и бедняк
Жил-был бедный ремесленник. Поработав в мастерской, он, случалось, навещал богатого синьора, жившего неподалёку
Ремесленник стучал в дверь, осторожно входил и, оказавшись в богатых покоях перед знатным господином, снимал шляпу и отвешивал почтительный поклон
– Что тебе, братец, от меня надобно? – спросил его однажды хозяин дома. – Вижу, как ты то и дело приходишь меня навестить, отвешиваешь поклон, а затем молча уходишь ни с чем. Коли ты нуждаешься в чём-нибудь, то сделай милость, проси, не стесняйся!
– Благодарю Вас, Ваша светлость, – с почтением ответил ремесленник. – Я прихожу к Вам, чтобы отвести душу и посмотреть, как живёт богатый человек. Такую роскошь можем себе позволить только мы, простолюдины. К сожалению, вы, знатные синьоры, лишены этой благодати, и вам негде отвести душу, ибо вокруг вас обитают одни только бедняки, вроде меня.
Змеиные козни
– Лети сюда скорее! – весело прочирикал зяблик своему товарищу. – Здесь такие забавные создания.
Сидя на ветке, два птенца залюбовались зрелищем: у самой земли над листочком смешно извивались четыре червячка. Видимо, они отплясывали какой-то замысловатый танец, как бы приглашая птенцов принять участие в веселье.
Один из зябликов не устоял перед соблазном и решил полакомиться лёгкой добычей. Пляшущие червячки были заманчиво упитанные и, по всей вероятности, вкусные. Слетев с ветки, он в два прыжка оказался рядом и хотел было уже клюнуть, как перед ним раскрылась страшная змеиная пасть.
Зяблик на дереве успел только услышать жалобный писк смельчака, от которого осталось лишь несколько перьев в крови.
Откуда было знать неопытным птенцам, что в лесах водится очень хитрая змея. У неё над глазами вместо бровей имеются по два длинных отростка. Затаившись под колодой и спрятав голову среди листьев, злодейка начинает шевелить надбровными рожками. Принимая их за червячков, доверчивые птицы становятся жертвой прожорливой хищницы.
Вот почему коварного человека называют змеёй подколодной.
Комментарии:
feedback
Вернуться к началу страницы:
Бритва
У одного цирюльника была бритва красоты необыкновенной, да и в работе не было ей равных. Однажды, когда посетителей в лавке не было, а хозяин куда-то отлучился, вздумалось бритве на мир поглядеть и себя показать. Выпустив острое лезвие из оправы, словно шпагу из ножен, и гордо подбоченясь, она отправилась на прогулку погожим весенним днём.
Не успела бритва перешагнуть через порог, как яркое солнце заиграло на стальном полированном лезвии, и по стенам домов весело запрыгали солнечные зайчики. Ослеплённая этим невиданным зрелищем, бритва пришла в такой неописуемый восторг, что тут же непомерно возгордилась.
– Неужели после такого великолепия я должна вернуться в цирюльню? – воскликнула бритва. – Ни за что на свете! Было бы сущим безумием с моей стороны губить свою жизнь, выскабливая намыленные щёки и подбородки неотёсанных мужланов. Разве моему нежному лезвию место у брадобрея? Вовсе нет! Спрячусь-ка я от него в укромном местечке.
С той поры её и след простыл.
Шли месяцы. Наступила дождливая осень. Соскучившись в одиночестве, беглянка решила выйти из своего добровольного затворничества и подышать свежим воздухом
Она осторожно выпустила лезвие из оправы и горделиво оглянулась вокруг. Но, о ужас! Что же стряслось? Лезвие, когда-то нежное, огрубело, став похожим на ржавую пилу, и не отражало более солнечных лучей
– Зачем я поддалась соблазну? – горько заплакала бритва. – Как меня лелеял и холил добрый цирюльник! Как он радовался и гордился моей работой! А теперь, о Боже, что со мной сталось: лезвие потемнело, зазубрилось и покрылось отвратительной ржавчиной. Я погибла, и нет мне спасенья!
Гусеница
Прилипнув к листочку, гусеница с интересом наблюдала, как насекомые пели, прыгали, скакали, бегали наперегонки, летали… Всё вокруг было в постоянном движении. И лишь одной ей, бедняге, отказано было в голосе и не дано ни бегать, ни летать. С превеликим трудом она могла только ползать. И пока гусеница неуклюже перебиралась с одного листка на другой, ей казалось, что она совершает кругосветное путешествие.
И всё же она не сетовала на судьбу и никому не завидовала, сознавая, что каждый должен заниматься своим делом. Вот и ей, гусенице, предстояло научиться ткать тонкие шёлковые нити, чтобы из них свить для себя прочный домик-кокон.
Без лишних рассуждений гусеница старательно принялась за работу и к нужному сроку оказалась укутанной с ног до головы в тёплый кокон.
– А дальше что? – спросила она, отрезанная в своём укрытии от остального мира.
– Всему свой черёд! – послышалось ей в ответ. – Наберись немного терпения, а там увидишь.
Когда настала пора, и она очнулась, то уже не была прежней неповоротливой гусеницей. Ловко высвободившись из кокона, она с удивлением заметила, что у неё отросли лёгкие крылышки, щедро раскрашенные в яркие цвета. Весело взмахнув ими, она, словно пушок, вспорхнула с листка и полетела, растворившись в голубой дымке.
Блоха и овечья шкура
Обосновавшись в мохнатой шкуре добродушного дворового пса, блоха жила себе припеваючи и ни о чём не тужила. Но однажды она учуяла пленительный запах добротной чистой шерсти.
– Что бы это могло быть? – заинтересовалась она и, сделав несколько прыжков, обнаружила, что её верный пёс сладко спит, растянувшись поверх лохматой овчины.
– Ах, как я мечтала о такой великолепной шубе! – восхищённо воскликнула блоха, не в силах оторвать взгляд от овчины. – Насколько же она густа, шелковиста и изящна, а главное, надёжна. На ней уж не придётся опасаться собачьих зубов и когтей. Мой пёс стал невыносим. Потеряв всякое приличие, он то и дело почёсывается и ищет меня. Как мне опостылела вечная игра в прятки! Наверняка, овечья кожа куда нежнее и слаще собачьей.
Не раздумывая более и стараясь не упустить счастливый случай, блоха поднатужилась и одним махом перелетела с собачьей шкуры на овечью.
Однако, вопреки надеждам и ожиданиям, овчина оказалась настолько густая и плотная, что блохе пришлось изрядно потрудиться, отдирая лапками один волосок от другого и прокладывая путь в непроходимой чаще. Преодолев немало препятствий, она добралась наконец до желанной цели. Но, увы, дублёная овечья кожа была тверда словно камень. Как ни тужилась блоха, как ни изворачивалась, этот лакомый кусочек оказался ей не по зубам.
Вконец обессилевшая, взмокшая от натуги и раздосадованная, блоха решила отказаться от своей затеи и двинулась в обратный путь. Ей уже не терпелось поскорее вернуться на привычную собачью шкуру и вновь зажить прежней жизнью. Глядь, а собаки и след простыл!
Целые дни напролёт бедняжка убивалась и корила себя за непростительную опрометчивость, пока не умерла от тоски и голода, окончательно заблудившись в густой овчине.
Верблюд и хозяин
Опёршись на согнутые колени, верблюд терпеливо ждал, пока хозяин навьючит его. Он уже положил ему на спину один тюк, затем другой, третий, четвёртый…
«Пора бы ему остановиться», – с грустью думал верблюд, не смея перечить хозяину.
Наконец человек управился со своим делом и повелительно щёлкнул бичом. Верблюд с трудом поднялся на ноги.
– Пошли! – приказал хозяин и дёрнул за узду.
Но животное не тронулось с места.
– Чего встал? Пошевеливайся! – грозно крикнул человек и дёрнул за узду что есть силы.
А верблюд упёрся ногами в землю и продолжал стоять как вкопанный.
– Ах ты, упрямец, – догадался хозяин и со вздохом сбросил два тюка со спины животного.
«Теперь, кажется, мне под силу», – пробормотал про себя верблюд и послушно двинулся в путь.
Так они прошагали целый день под палящим Солнцем, и человек подумал, что хорошо было бы засветло добраться до ближайшего селения. Словно разгадав его мысли, верблюд вдруг остановился.
– Вперёд! – зычным голосом крикнул хозяин. – Ещё немного пути, и мы будем на месте.
«Ноги у меня гудят, и сегодня я потрудился вдоволь. Хозяину пора бы и честь знать», – рассудил про себя верблюд и растянулся на песке. И хотя человека распирала досада, но пришлось всё же развьючить животное и устраиваться на ночлег в пустыне под открытым небом.
Думая только о корысти, хозяин, видать, забыл добрую дедовскую пословицу, что с одного верблюда две шкуры не дерут.
Вода
Вода весело плескалась в родной морской стихии. Но однажды ей взбрела в голову шальная мысль добраться до самого неба. Она обратилась за помощью к огню. Своим обжигающим пламенем он превратил воду в мельчайшие капельки тёплого пара, которые оказались гораздо легче воздуха. Пар тотчас устремился вверх, поднимаясь в самые высокие и холодные слои воздуха.
Оказавшись в заоблачной выси, капельки пара окоченели так, что у них зуб на зуб не попадал от холода. Чтобы как-то согреться, они теснее прижались друг к другу, но, став намного тяжелее воздуха, тут же попадали на землю в виде обычного дождя.
Заболев тщеславием, вода вознеслась к небу, но была изгнана оттуда. Жаждущая земля поглотила дождь до единой капли. И воде ещё долго пришлось отбывать наказание в почве, прежде чем она смогла возвратиться в морские просторы.
Змеиная смекалка
Почуяв опасность, утки дружно вспорхнули над озером. С высоты хорошо было видно, что весь берег кишел длиннохвостыми гадами с колючим чешуйчатым гребнем на голове и крепкими когтистыми лапами. В отличие от обыкновенных драконов, они были лишены перепончатых крыльев. Но зато отличались неимоверной злобой и коварством. Такая тварь на что ни глянет – всё вокруг вянет, куда ни ступит – трава не растёт.
Голод пригнал этих гадов на берег озера, где среди камышовых зарослей в изобилии водится всякая живность. Раздосадованные, что добыча ускользнула из-под носа, твари решили переправиться на другой берег.
На всё они были горазды, а вот плаванию не научены. Как же быть? Тогда кому-то из них пришла в голову хитрая мысль: обвиться крепко-накрепко длинными хвостами, образовав некое подобие плота.
Сказано – сделано. И вот вопящие чудища поплыли, дружно гребя лапами и высоко задрав кверху головы. Казалось, что сам сатана связал их верёвкой.
Пролетая над плывущими гадами, вожак утиного косяка крикнул:
– Смотрите! Вот чего можно добиться благодаря сплочённости и смекалке.
Объединившись, зло способно на всякие ухищрения, дабы выжить и творить своё чёрное дело. Не мешало бы и добру поступать столь же находчиво и смело.
Бумага и чернила
На письменном столе стопкой лежали одинаковые листы чистой бумаги. Но однажды один из них оказался сплошь испещрённым крючочками, чёрточками, завитками, точками. Видимо, кто-то взял перо и, обмакнув его в чернила, исписал листок словами и разрисовал рисунками.
– Зачем тебе понадобилось подвергать меня такому неслыханному унижению? – в сердцах спросил опечаленный листок у стоявшей на столе чернильницы. – Твои несмываемые чернила запятнали мою белизну и испортили бумагу навек! Кому я теперь такой буду нужен?
– Не тужи! – ласково ответила чернильница. – Тебя вовсе не хотели унизить и не запятнали, а лишь сделали нужную запись. И теперь ты уже не простой клочок бумаги, а написанное послание. Отныне ты хранишь мысль человека, и в этом твоё прямое назначение и великая ценность.
Добрая чернильница оказалась права. Прибираясь как-то на письменном столе, человек увидел беспорядочно разбросанные пожелтевшие от времени листки. Он собрал их и хотел было бросить в горящий камин, как вдруг заметил тот самый «запятнанный» листок. Выбросив за ненадобностью запылившиеся бумажки, человек бережно положил исписанный листок в ящик стола, дабы сохранить как послание разума.